Дело победившей обезьяны - Страница 32

К оглавлению

32
Небо и Земля – две сути, но един исток всех дел.
Кошка с собакой дерутся, но победит обезьяна;
Однако победа ей впрок не пойдет,

— прочитал Баг. Монахи между тем, подхватив лестницу, поклонились свитку и скрылись в темноте.

“Ничтожный монах Баоши-цзы”, — гласила скромная подпись в нижнем левом углу. И еще ниже, мельче: “В шестой день двенадцатого месяца в Мосыкэ переписал хэшан Цзы-цзай”.

“Амитофо! Так вот откуда и куда летел голубь!”


Гостиница «Ойкумена»,
7-й день двенадцатого месяца, четверица,
раннее утро

В четверть восьмого Василий Казаринский – со вчерашнего дня шевелюра его стала значительно короче и уши торчали особенно вызывающе, но сдержанный Баг не стал интересоваться причиной – взглянул на Ивана Хамидуллина, потом посмотрел на Бага, получил в ответ утвердительный кивок и взялся за телефон.

Они сидели все в том же номере гостиницы “Ойкумена”. Стася, сославшись на крайнюю усталость, еще вчера, сразу по возвращении из города, отправилась спать да так с тех пор из своего номера не показывалась, — Баг принял это с облегчением, ибо вновь возникший меж ними флер отчуждения верно, но неотвратимо перерастал в стену. А без десяти семь явились два студента. Казаринский и Хамидуллин. Двое из трех. Цао Чунь-лянь отсутствовала.

Это было довольно-таки странно. Чунь-лянь славилась истинно ханбалыкской пунктуальностью: она не опаздывала никуда и никогда; то есть ни Казаринский, ни Хамидуллин не могли вспомнить ни одного подобного случая. Пожав плечами, Баг предложил намаявшимся в поисках студентам, усталым и донельзя довольным – хотя они и старались того не показывать, да где там! — горячего чаю с пирожками, который заказал заблаговременно. Подождем.

Однако ж когда стрелки на стенных часах – простых и в то же время изящных, исполненных в виде колеса перерождений и с неброской надписью “Ойкумена” в нижней части циферблата – показали, что девушка опаздывает уже почти на четверть часа, студенты переглянулись. Баг посмотрел на них вопросительно.

— Давайте подождем еще, драгоценный преждерожденный Лобо, — неуверенно предложил Казаринский. — Незнакомый город, может… заблудилась?..

Баг пожал плечами. При желании можно заблудиться где угодно, почти в каждом городе есть места, будто специально для того предназначенные; в Мосыкэ – например, Малина-линь", район местных хутунов, а хутуны – вещь специальная, там сам Яньло ногу сломит совершенно запросто. Не зря мосыковичи до сих пор говорят: “Мало ли малин в Малина-линь!”; прежде они плутали там в богатых зарослях густых малиннников, а нынче – в хитропутьях хутунов…

Яньло-то, может, и сломит себе ногу. А розыскник – не должен. Не имеет никакого права.

“Амитофо… Не случилось бы чего… — подумал Баг встревоженно. — Я тоже молодец: нашел, кого вызвать. Девчонку!”

И когда в четверть восьмого Казаринский, переглянувшись с Хамидуллиным, вопросительно посмотрел на него, Баг, совершенно верно истолковав намерения Василия, кивнул: давай, звони.

— Никто не отвечает… — удивленно доложил студент, прилежно отслушав минуту гудков. — Наверное, отключила звонок. И в номере ее нет. — И снова с недоумением посмотрел на Хамидуллина. Тот пожал плечами, хотя и на его невыразительном лице недоумение читалось достаточно ясно.

— Ладно, — подвел черту Баг и легонько хлопнул ладонью по чайному столику. — К делу. Рассказывайте. А там, глядишь, и где преждерожденная Цао, выясним. Начинайте, Казаринский. По порядку.

Василий кивнул ушастой головой.

— Значит, так… — смутился, взял другой тон. — Докладываю, драгоценный преждерожденный ланчжун Лобо. Согласно вашего распоряжения, мы, заселившись этажом ниже, собрались в покоях прер… преждерожденной Цао и стали обдумывать все то, что вы нам рассказали. — Он положил на столик несколько листков распечаток и фотографию Крюка. — Всесторонне обсудив задание, — Василий даже покраснел от усердия и оказанной ему чести, — мы вошли в местную сеть и убедились, что данный преждерожденный в списках разыскиваемых лиц не числится (“Еще как числится! Только это специальные списки!”), обнаружили, что это действительно есаул Максим Крюк, начальник срединного участка Управления внешней охраны Александрии Невской, — глаза Казаринского хитро блеснули (“то есть для начала они меня проверили…”), — и решили вести поиски по трем направлениям. Основываясь на переданной вами его характеристике, мы посчитали, что главными характеристическими чертами из всех вами перечисленных можно счесть следующие. Что есаул Крюк набожен – это раз, — принялся азартно загибать пальцы Василий, — что он отцелюбив – это два, и что он – дорожит своей внешностью, это – три.

— Ну-ну, — подбодрил Василия Баг. Все это он действительно упоминал: в православной истовости среди знакомых Бага Крюк уступал, пожалуй, только Богдану, к родителям в Мосыкэ он ездил чуть не каждый отчий день, а уж его знаменитые усы были известны любому, кажется, вэйбину Александрии, не говоря про Козаков, — и если Крюк отсутствовал на месте, то, значит, оказывал быструю холю усам в ближайшем заведении под вывеской “Стрижка-брижка”. — И дальше?

— Мы рассуждали так, — Василий глотнул чаю, — если набожен, стало быть, надо проверить церкви. Ведь тогда он должен часто бывать на службе и у исповеди, и священники могли его запомнить, тем более – с такими усами.

— Разумно, — кивнул Баг.

— Ага… Дальше – отцелюбив. Родители его проживают здесь же, в Тохтамышевом стане. Значит, мог к ним заходить. Но… мы решили, что будет несообразно тревожить людей, ведь у нас практическое занятие. Да мы и не обладаем соответствующими полномочиями. — Василий смущенно кашлянул. — Скоро новый год, и мы решили проверить торговые ряды на предмет, не видел ли какой лавочник нашего есаула… Мы предположили, что преждерожденный есаул может приобрести такой лубок с целью подарить отцу и матери…

32