Дело победившей обезьяны - Страница 36

— Вот потому и зашел сказать сразу, — решительно ответствовал Богдан и сам вдруг поймал себя на мысли: впрямь повзрослел. Еще полгода назад он в ответ на вот так вот ребром поставленный вопрос начал бы из одной лишь вежливости и неловкости крутить, юлить и мемекать.

Вот и почувствуй себя юнцом! Даже и в Мосыкэ, даже и на двадцать минут каких-то – а не получается…

Дела не дозволяют.

Богдан опять поправил очки и сцепил пальцы. Подался в кресле вперед, к Ковбасе.

— Слушай, еч Возбухай. Без обид. Разобраться мне поручено в деле о плагиате…

Он не успел продолжить. Широкое, как Таймыр, лицо Ковбасы скукожилось, ровно от лимона.

— А, эти!.. — горестно вымолвил он.

— Что такое? — несколько нарочито поднял брови Богдан, как бы совсем ничего не понимая.

— Ну как же, еч Богдан… Хемунису да баку. Баку да, прости Господи, хемунису… — Ковбаса постарался сдержаться, а потом не выдержал и резко хлопнул себя ладонью по мощному, будто у моржа, загривку: – Вот они у меня где! — потом чиркнул себя ребром ладони по горлу: – Вот они мне как!

— Да отчего же?

— Оттого же! — в сердцах передразнил сановника градоначальник. — Все живут как живут – а этим неймется. Ровно кошка с собакой, каждый Божий день, каждый… Да нет, что говорить! — Он безнадежно махнул узловатой лопастью ладони. — Вам в столице не уразуметь этого… Погоди, еч Богдан, — спохватился он. — Так почему на этакую морковину, прости Господи, столичного минфа прислали? Не пойму я что-то…

— Потому что, прер еч Возбухай Недавидович, — тщательно подбирая слова и для пущей убедительности и предупредительности назвав градоначальника по имени-отчеству, — как раз мы с напарником занимались в восьмом месяце этим самым делом о пиявках и боярах. Про коих романы эти спорные. И могу с полной ответственностью сказать: авторы обеих книг знают о том деле куда больше, чем все остальные добрые подданные. Столько, сколько знаем мы, следователи, или столько, сколько могут знать люди, с другой стороны в то дело вовлеченные. Человеконарушители, коротко говоря.

Лицо Ковбасы вытянулось.

— Сатана на барабане… — затейливо выругался он. — Вот оно что… То-то мы тут смотрим… Писатели вот уж почитай седмицу друг на друга бочки катят, а в суд не идут ни тот ни другой.

— Ну, это как раз не удивительно, — пожал плечами Богдан. — Сколько я понимаю этих преждерожденных, им не скучный процесс нужен, а яростная нескончаемая схватка.

— Вот это в точку, еч Богдан. Это в точку! — Ковбаса оживился, поняв, что собеседник ему и в этом щекотливом вопросе, похоже, вполне еч. — Яростная и нескончаемая. Хлебом их не корми, бумаги им не давай – только бы друг с другом поцапаться. Ведь, прости Господи, до хулиганских выходок доходит!

— Неужто? — всплеснул руками Богдан.

— А то! Уж пару раз прутняки отвешивали. Я мог бы много порассказать… да не о том речь, как я понимаю. Одно хорошо: чем больше они друг с другом лаются, тем хуже к ним народ относится. Мы тут с ечами уповаем потихоньку, что мало-помалу секты эти зловредные сами по себе вовсе на нет сойдут. Уже сейчас, после того, как ругань из-за романов поднялась, народишко-то от них потек, потек…

— И ты думаешь, кто сбежал, сразу стали лучше?

— Да уж всяко не хуже! Хуже-то – некуда!

— Эк же ты их не любишь, прер еч…

— Да при чем тут я? Их никто не любит! Самодовольные, недобрые, напыщенные… до труда ленивые… и боги-то у них какие-то вроде них самих… по образу, понимаешь, и подобию. То крокодилы, то клювастые твари безымянные…

— Так уж и безымянные?

— Да кто ж их имена упомнит? А то ладья Ра с деньгами…

— Так уж и с деньгами?

— Ну с обменом. Да это ж все равно что с деньгами…

Богдан не совладал с собой – рассмеялся. Ковбаса мгновение растерянно смотрел на него, потом рассмеялся тоже – гулко и из нутра, от всей души.

— Ладно, — успокоившись, сказал Богдан. — Полно нам злословить. Вера есть вера. Попустил Господь им в этакое уверовать – не нам спрашивать с него… А вот наши дела, человечьи, — это… он с нас спросит. Словом, чтобы закончить, драг прер еч… Дело бояр и пиявок я вел, потому, как я понимаю, и тут мне разбираться. В Управлении, видать, из этого и исходили.

— Понял… Ничего не имею против, готов оказаться всяческое содействие.

— Содействие мне нужно вот какое. Надобно мне, чтобы, пока я попробую с прерами писателями побеседовать, твой вэй мне как можно быстрее подготовил списочек всех, до кого доведено было чрезвычайное предписание Управления внешней охраны от двадцать третьего восьмого. Кто лично занимался поиском пропавших, по этому предписанию объявленных в розыск. До кого мог дойти пароль на исчезнувших, в сем предписании приведенный. Вот такое мне нужно содействие. Помнится, предписание было двухуровневое: рядовым вэйбинам вменялось в обязанность лишь искать пропавших и, в случае обнаружения, скрытно устанавливать наблюдение и срочно вызывать начальство, до коего уж подлинное слово власти довести надлежало… Мне нужны имена и тех и других.

Ковбаса помолчал. Лицо его стало мрачным и настороженным.

— А ты что ж, еч, — покусав губу, неохотно выговорил он, — думаешь, тут утечка у меня?

— Вариантов два, — пожал плечами Богдан. — Те факты, что оба писателя в своих романах как творческую выдумку преподносят, они могли узнать либо от кого-то из должностных, предписание читавших, либо от лиц, по сему предписанию разыскиваемых. Вроде бы просто. Но дело-то осложнено тем, что лица эти – не простые преступники, а несчастные люди, на подчинение заклятые. Стало быть, возможен смешанный вариант: некто, из предписания узнавший слова власти, или некто, узнавший их от того, кто предписание читывал, так или иначе соприкоснулся с находящимся в розыске заклятым, случайно или преднамеренно взял власть над ним и допросил, из допроса выяснил обстоятельства дела… а потом уж эти сведения к писателям попали. Или к одному из них, а другой и впрямь у него как-то списал… Ты же понимаешь. То, что сведения, таким образом полученные, очутились в книжках, — это полбеды, четверть… осьмушка. Беда, если кто-то из корысти власть над заклятыми взял. Что тогда от него ждать?