Дело победившей обезьяны - Страница 5

Отдохнув с дороги, Стася и Баг неспешно двинулись в город.

Свежий снежок, выпавший ночью, задорно хрустел под ногами. Морозный чистый воздух играл в легких. Бодро искрились в молодых, крепеньких сосульках лучи не омраченного вечными александрийскими тучами солнца.

— Красиво… — время от времени говорил Баг.

— Да, — отвечала Стася.

Отчего-то они теперь мало разговаривали. И сразу друг с другом во всем соглашались.

Только радости это согласие уже не приносило.

— Ты не мерзнешь, Стасенька?

— Нет, что ты. Все хорошо.

— Пройдем еще пешком?

— Давай.

— Или проедем несколько остановок?

— Пожалуй…

Баг казался себе неуклюжим, слишком резким в движениях, не таким внимательным, как должен быть; здесь, в Мосыкэ, неловкость, казалось, отступила…

Нет, думал он, это правильно, что мы поехали попутешествовать. Когда осматриваешь новые места – можно долго молчать… и это нормально, естественно…

Может, все уладится. Если будет на то воля Будды…

Пройдя краем Торжища, полюбовавшись на многочисленные фрукты, овощи, колбасы и с трудом удержавшись от того, чтобы купить “танхулу” – покрытые глазурью сладкие мелкие яблочки на деревянной палочке, Баг и Стася вышли на улицу Хлеборобов и здесь, дождавшись автобуса, поехали в центр.

За окнами медленно проплывали двух – и трехэтажные домики, церквушки, сады и парки, где заснеженные деревья тянули голые ветви к небу, — при всей своей бестолковой беспорядочности Мосыкэ была удивительно ордусским городом, вольготно разбросавшим улицы и переулки по пленительным холмам и низинам. Баг, попадая сюда, никогда не отказывал себе в удовольствии побродить по бойко пляшущим кривоколенным улочкам, полюбоваться на древний Кремль, или Кэлемули-гун, как его нередко именовали гости города… поглядеть, задрав голову, на устремленный куда-то к чертогам Небесного Императора шпиль Мосыковского великого училища… потом, подъехав к нему поближе, наоборот, полюбоваться на город с Горы Красного Воробья… прогуляться по набережной, взойти на тридцатитрехъярусную обзорную пагоду Храма Тысячеликой Гуаньинь, недавно отстроенную заново, — старая кренилась набок на протяжении двух столетий и в тридцатые годы, небрежением тогдашнего мосыковского градоначальника Серго Кагановича Ягодиныца обрушилась, — после чего градоначальник понес суровое, но справедливое, согласно действующим уложениям наказание: был внятно бит большими прутняками и понижен в ранге до чина, равного старшему привратнику мелочной лавки, без права переписки с князем, а наипаче – с императором.

Пагоду восстанавливали почти пятьдесят лет: требовалось заново нанести на стены и балки затейливую древнюю роспись, воспроизводящую подённо почти двадцатилетнее путешествие великого Сюань-цзана в Индию за буддийской мудростью. Погибшая уникальная роспись, по мнению некоторых научников, по ценности могла сравниться с пещерными фресками Дуньхуана.

Баг и Стася вышли из автобуса у переулка с многозначительным названием “Последний” и углубились в лабиринт улочек, причудливо петляющих с холма на холм. Вскоре Стася раскраснелась от ходьбы и едкого морозца, лицо ее немного оживилось; а вот Баг почувствовал некоторую усталость. Так всегда бывает: в череде важных дел, от которых ни на мгновение не оторваться, забываешь обо всем, не то что об усталости, и чувствуешь, как вымотался, только тогда, когда в делах поставлена последняя, решительная точка.

Они остановились на углу Вторницкой и переулка Св. Клементия. В глубине переулка виднелось одноэтажное здание, фасад которого был выкрашен ярко-красным цветом, и поперек этого красного великолепия шли огромные буквы: “Алая рать”. Ниже, мельче: “Новейшие и разнообразнейшие звукозаписи”.

Сердце неравнодушного к музыке Бага дрогнуло. В другой раз он не преминул бы заглянуть в широко распахнутые лаковые двери, потолкаться у прилавков, послушать варварских акынов и даже прикупить себе десяток-другой сообразных записей, но ныне, ввиду Стасиного траурного положения, это было решительно невозможно, и Баг, мысленно вздохнув, перевел взгляд на вывеску другого дома.

— Ты не проголодалась, Стасенька?

— А ты?

— Наверное… Вот, смотри, какое место.

— Ой…

Вывеска – странная и в то же время многообещающая – гласила: “О-го-го! Ватрушки!” Далеко разносился явственный дух съестного, невольно заставлявший вспомнить о жизненно важных жидкостях.

— Зайдем, пожалуй?

— Конечно, зайдем, Баг…

Раньше Баг, будучи в Мосыкэ, как-то не задумывался над тем, где бы вкусить пищи, — обычно время поджимало; а во время кратких прогулок низменные мысли о еде отступали перед прелестью города. Между тем оказалось, что поесть здесь не так уж и просто: харчевен, буфетов и закусочных в Мосыкэ было не в пример меньше, нежели в Александрии. Или, может, они прятались за такими вывесками, которые опознать могли лишь местные жители.

Дверь из некрашеных струганых досок бесшумно отворилась, и Баг со Стасей оказались у полутемной деревянной лестницы.

— Теперь куда? — в легком недоумении спросила Стася.

Баг пожал плечами:

— Наверх, наверное…

Миновав промежуточную площадку с какой-то неприметной дверью, Баг и Стася поднялись по скрипучим ступеням до самого верха; потянув за бронзовую ручку, открыли другую, более внушительную дверь и оказались в Довольно странном помещении.

Здесь пахло свежей выпечкой и… книгами. Узкие и неглубокие – на один ряд книг – шкапы перегородили помещение так и сяк, и около них стояли в изобилии маленькие столики, стулья и скамьи, на которых устроилось большое количество преждерожденных самого разного вида: собравшиеся в верхнем зале “О-го-го!”, никуда не торопясь, смотрели книги, листали книги, читали книги и одновременно с этим закусывали, пили чай и кофей, а кое-кто – и напитки покрепче, курили и негромко беседовали. Над этим всем царил искусно выполненный на шелке призыв: “Выбрал книгу – заплати в кассу!”